[1886.09] Рассказ спасшегося пассажира парохода «Вера»
В дополнение к заметке, помещенной нами в 123 №-ре «Листка» − «К ровненской катастрофе», сообщаем присланное к нам описание того, каким образом спаслись остальные двое юнкеров: Морозов и Сережников. Г. Сережников, напр., так рассказывает о своем спасении: «Я стоял на корме, на нижней, третьего класса, палубе и, оставшись только в сорочке и шароварах, выжидал, секунда за секундой, того времени, когда огонь и дым, не позволявшие ни дышать, ни смотреть, заставят меня броситься в воду. Огонь и вода – выбирай любое! Кругом парохода, над самою водою, люди как пиявки висели, держась за все, за что можно было ухватиться, и до последней капли боролись со смертью. Как раз надо мною висел над водой, едва держась руками за самый край палубы, мальчик лет 13-ти. Я хотел было взять его за начавшие уже скользить руки и поднять кверху, но только что нагнулся над ним, как стоявшая сзади меня густая масса народа не выдержала напора на нее жара и пламени, понадвинулась вперед, и в числе прочих, с краю стоявших, полетел вниз головой в клокотавшую под кормой пучину. Едва я вынырнул из воды, как за меня схватилось несколько рук, и я из чувства самосохранения нырнул опять вглубь, с тем, чтобы выбраться хотя несколько из кишевшей массы голов и рук. Вынырнув несколько в сторону от центра массы несчастных, боровшихся со смертию, я бросился плыть без разбора направления, но чьи-то руки схватили меня за ногу, и острые ногти этих рук оставили, как бы на память о том ужасном событии и, вероятно, надолго, глубокие раны и кровавые подтеки на ноге. К моему неописанному счастию, мне попалась какая-то плывущая корзина, которую я тотчас же и постарался передать своему буксиру – татарке, которую я тут только и рассмотрел. Высвободившись окончательно, первым долгом осмотрелся – где я? С одной стороны огоньки – вероятно в Ровном, с противоположной ей – целое море голов несчастных борцов со смертию, там вдали, такой дали, что сердце сжалось, едва приметная во тьме полоска, к которой все стремилось – то берег для счастливых. Но на людях и смерть красна. Окрепнув духом, я пустился плыть к той заветной полосе. Еще далеко я не проплыл и половины всего расстояния, а силы уже стали покидать меня. Слева от меня один несчастный, захлебываясь, уже в последний раз в своей жизни, просит о помощи: «ба-атюшки, спаси-ите, ба-а…ба…» и блеск волн над ним прервал последний звук. Еще усилие, и еще несколько минут, и повторяется подобная картина. Наконец, силы уже начинают покидать меня совсем, а до берега еще несколько десятков сажен. «Батюшки, прости-ите», раздается рядом захлебывающийся голос, «де-еточки… ба-а… де… ба…», и только рука над водою мелькнула, махнув, может быть, в сторону дорогих сердцу существ. В глазах у меня начало совсем темнеть, и я собирался уже отправиться по одному пути с своим соседом, но молча, без крику, без стона, а чувство самосохранения все еще теплило остатки надежды. Попробовать встать ногами – не достану ли дна… Но нет, то будет роковой момент, и сознание и силы покинут меня вдруг. Вот, кажется, задел о дно ногою… вот рукою… встать бы… нет, боюсь; наконец, всеми четвереньками касаюсь дна, ползу, дорожа каждым моментом, в глазах совсем помутилось, побежали зеленые струйки и… сознание покинуло меня. Долго ли я лежал на берегу – не знаю, когда очнулся и попробовал встать – мускулы не шевелились; попробовал еще, и едва-едва приподнялся на ноги. Ноги тряслись, чуть держа туловище, и весь я положительно окоченел. Оказалось, я лежал около самой воды, едва отделив от нее ноги. Попробовал идти – не могу. Застывшие ноги с трудом привел в движение и, едва не падая, пошел к берегу. Смотрю – в нескольких шагах лежит кто-то вниз лицом, и ноги еще в воде. Нагнулся, − щупаю: мир праху твоему! – совсем застыл, сердечный. Еще делаю несколько шагов далее, и еще такой же страдалец, только, должно быть, и плывший для того, чтобы умереть на берегу. Еще иду, присматриваюсь – сидит, скорчившись положительно в рог, совсем нагая женщина, должна быть, барынька. «Как, это вы? – говорю, подаваясь назад. – «Хватались за меня», едва произносит она окоченевшим голосом, «сорочку оборвали…» Около барыньки стоит в таком же наряде девушка из чернорабочих. И помочь им нечем! На самом одна сорочка да шаровары, и те совсем мокрые. Иду далее. Кто-то лежит… Смотрю, щупаю… Батюшки! Неужели и ты плыл, чтобы тоже умереть на берегу?! Ведь этой мой товарищ Орлов. Миша! Ты жив? – спрашиваю его, тормоша изо всех сил. − Жив, − едва произносит он. – Встать можешь? – Нет, едва промычал он, и его начало тянуть. Нахлебался, родимый. Не менее получаса просидел я над ним и, наконец-таки, помог ему прийти в себя и приподняться. Третьего нашего товарища, Морозова, мы и не думали встретить живым, так как тот уж вовсе не умел плавать; но какова была наша радость, когда мы нашли его на берегу совершенно здоровехоньким, да еще в шинели! М−в рассказал нам, что он, влекомый к корме парохода общею людскою волною, бросился в числе прочих в спасательную пароходную лодку и, как гриб в дупле, прирос к ней. Благодаря этой-то лодке он, не умеющий плавать, и спасся в числе прочих пассажиров, но только не казаков, и не шести, а в несколько раз более. Часа два после этого нам еще пришлось дрогнуть на берегу, дожидаясь, когда прибудет к нам из Ровного помощь. Тем временем, выплывавшие начали группироваться, и уже за полночь нас перевезли на лодках в Ровное, где мы на первый случай и разместились на пароходных конторках. Бывшие там пассажиры, ожидавшие парохода, начали сейчас же делиться кто чем мог, отдавая все до последней возможности. Я, скинув мокрую сорочку, закрылся шалью какой-то проезжей старушки; мой товарищ, Орлов, сбросив также сорочку, бегал по конторке в шинели Морозова. Какие-то добрые люди принесли с стоявших невдалеке барж ведро спирта и оделяли им всех спасенных. Должно быть, сильно я застыл, если, выпив полстакана спирта, не почувствовал его силы, и только чрез несколько минут разлилась по желудку приятная теплота. Все, кто мог помочь чем – помогали и принимали в нас горячее участие. К утру мы, трое товарищей, окончательно ожили уже в квартире ровненского пристава, который любезно пригласил нас к себе, отдал в наше распоряжение свою квартиру и окончательно отогрел нас чаем. Спасибо этому доброму человеку!»
(Из газеты «Астраханский справочный листок», 1886 год, 10 сентября, № 198, стр. 2-3. Материал предоставлен Алексеем Александровым)
Упоминаемые суда: Вера.
Упоминаемые судовладельцы: «Самолет», общество акционерное пароходное..