По словам пастухов деревни Ратислова, лежащей выше Савинского, пожар парохода ими был замечен версты за две выше Савинского. Пастухи положительно утверждают это; служащие парохода стараются опровергнуть. Как бы то ни было, но на пароходе, подходившем к Савинскому, раздались ужасные крики: «пожар». Рабочие, спавшие на тюках, первые заметили и ушли с опасного места. Капитан Нейман в это время спал, поручив вахту своему помощнику, г. Зекину, неопытному еще волжскому командиру, совершившему только два рейса по Волге. Неопытность его сказалась сразу: г. Зекин, как он сам заявляет, стоя на рубке, наверху, куда вход пассажирам воспрещен и откуда не слышно, что делается внизу парохода, слышал запах дыма, но думал, что это дым из кухни, и заметил пожар, когда суматоха сделалась общей. Тогда он бежит в каюту капитана и будит его… На это уходят минуты, огонь не ждет… Выбегает капитан, бросается разыскивать штанги (пожарные рукава), но почему-то оказывается, что штангов достать нельзя: они, будто, находятся в машинной, куда уже успел пробраться огонь. Пожарных рукавов нет, огонь перебирается с ваты на легкий, деревянный корпус трехпалубного парохода, загорается кормовая часть. Пассажиры в отчаянии бегут на свободный еще от огня нос. Командир круто поворачивает пароход налево, к берегу, пассажирам на носу еще не опасен огонь; но тут случается нечто несообразное: вместо того, чтобы, предоставив огню корму и левую сторону парохода, прямо врезаться под прямым углом в берег (здесь мелко, песок), пароход делает еще оборот, идет кверху течения, и тогда уже врезывается носом в берег. Эта ужасная ошибка – повернуть пароход кругом, подвергнув его, таким образом, действию огня со всех сторон, вместо того, чтобы предоставить пламени только горевшую пока корму и середину – была роковой для многих. Огонь охватил и нос, особенно его правую сторону, к мели. На палубе происходила суматоха невообразимая; паника охватила всех. Кто мог добраться до борта, бросался в воду, даже с самой верхней площадки. Некоторые бросались к берегу и спасались – это были счастливцы, находившиеся на правой стороне носа, пока огонь не совсем охватил ее, бросались с левой стороны носа, в глубину, гибли, бросались с боков и кормы, попадали под работавшее колесо…
Многие попадались под колесо; какую-то женщину колесо подняло и перевернуло… Счастье, что еще не последовало взрыва котла. Этим обязаны машинисту г. Турчинскому, который распорядился при первых криках «пожар!» закрыть форсунки и не нагонять более пара. Приказание было исполнено его помощником, г. Поповым. Машина же так и не была остановлена. Машинист в наполненной дымом машинной ждал команды, но таковой не последовало. Г. Зекин объясняет это тем, что из рупоров валил дым, и нельзя было командовать машинисту… А последний, – у него утонула жена, – до самого конца не оставил своего поста и вместе с помощником вышел из пылавшей машинной, опалив себе волосы и получив обжоги рук… Он бросился в воду и схватился за бревно, где уже держались двое, тут же вытащил тонувшую женщину и, не отпуская бревна, все вчетвером добрались до берега… Спасались кто на чем мог. Одним из последних сошел с парохода 2-й помощник капитана Русинов, молодой человек. Он помог спастись многим. Утонула его жена, на которой он только три месяца назад женился.
Спасаться пассажирам помогали сбежавшиеся из Савинского крестьяне и сгонщики, явившиеся с проходившего плота на лодках. Генерал Петрушевский бросился в глубокое место, вместе с своим деньщиком, и плыл довольно удачно, но вдруг пошел ко дну. Говорят, у него сделался удар. Деньщик и адъютант генерала добрались благополучно до берега. В это время пришел пароход «Проворный», выслал шлюпки и забрал некоторых из пассажиров. Одним из первых подоспевших на помощь из села Савинского был волостной старшина Кудряков. По его словам, они из села (верста до берега) увидали загоревшийся пароход, а когда добежали до берега, то пароход был весь в огне и с него бросались пассажиры в воду еще до тех пор, пока он повернулся кругом и стал в то положение, в каком находится теперь его остов. Одна из труб его в это время уже наклонилась. В воде мелькали руки и головы, плавали скамейки, столы, бросаемые для спасания. Затем старшина сел с крестьянами в лодку и успели вытащить двоих, плывших на обломке. Вскоре был вынут генерал Петрушевский и бирский купец Кон. Пав. Навалихин, старик. Того и другого начали откачивать, но безуспешно. При обыске Навалихина у него найдено, под платьем, 13,800 р. сер. деньгами (их сдали в романское казначейство). Розыски трупов продолжались всю ночь, но это делалось далеко не так, как следует: несколько крестьянских лодок ловили трупы кошками (якорек, привязанный на веревке). Поймать таким образом было довольно трудно, и некоторые тела этими кошками были обезображены. Больше всех волновался машинист Турчинский. Он обратился в это время к случайно бывшему здесь с артелью и неводом романовскому рыбаку Грибкову, предлагая ему из последних своих денег 100 р. за тоню, но Грибков наотрез отказался закидывать тоню менее чем за 400 руб. Такой суммы никто ему не дал, все были возмущены требованием, и рыбаки уехали. Затем приехал ярославский губернатор г. Фриде, исправник и судебные власти. С фабрики Классина, из Романова, было прислано платье, белье и обувь для пострадавших. Это было необходимо: многие спаслись раздетыми.
(Из газеты «Волжский вестник», 1893 год, 25 июня (7 июля), № 161, стр. 3. Материал предоставлен Алексеем Александровым)
Упоминаемые суда: Альфонс Зевеке, Проворный..